Главная » Оренбуржцы — Великой Победе » ПРОДРАЗВЕРСТКА В УРАЛЬСКОЙ ДЕРЕВНЕ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

ПРОДРАЗВЕРСТКА В УРАЛЬСКОЙ ДЕРЕВНЕ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

Хисамутдинова Р.Р., г. Оренбург

ПРОДРАЗВЕРСТКА В УРАЛЬСКОЙ ДЕРЕВНЕ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

При проведении хлебозаготовок в годы Великой Отечественной войны партия и советское правительство опиралось на высокий патриотизм колхозников, их массовый трудовой героизм, пытались использовать экономические рычаги (в виде дополнительной оплаты труда колхозников, но это незначительно) и одновременно прибегали к организационно-правовым, административным и репрессивным мерам.

При потере огромной территории, где до войны находилось почти половина посевных площадей, и необходимости кормить более 11-миллионную Красную Армию и городское население, государство фактически было вынуждено ввести продразверстку. Государственно-мобилизационная сущность заготовительной политики сложилась еще в мирное время, и во время войны она нуждалась не столько в пересмотре, сколько в усилении и абсолютизации её прежних начал. Унитарное государство в огосударствленных колхозах, не говоря об МТС и совхозах, стало почти единоличным обладателем и распределителем колхозной продукции, что приводило к усилению административно-командных и репрессивных методов во время хлебозаготовок.

В годы войны при проведении хлебозаготовок использовались очень жесткие методы. Главное — выполнить план любой ценой, при этом не учитывалось то положение, в котором оказывались колхозы и колхозники после выполнения плана. Было принято огромное количество постановлений партии и правительства по выполнению плана хлебозаготовок, особенно в неурожайном, голодном 1943 году. Наиболее показательным является постановление СНК СССР от 24 сентября 1943 года “О запрещении торговли хлебом до выполнения плана хлебозаготовок”. На основе этого постановления Чкаловской облисполком 25 сентября принял решение “О запрещении продажи и обмена зерна, муки и печеного хлеба колхозами, колхозниками и единоличными крестьянскими хозяйствами Чкаловской области”, которое запрещало колхозам, колхозникам и единоличникам производить продажу и обмен зерна, муки и печеного хлеба впредь до выполнения установленного в целом по области плана сдачи государству зерна и подсолнуха (в возврате ссуд, по обязательным поставкам, натуроплате за работы МТС), а также засыпки семенных и минимальных фуражных фондов. Председателей колхозов и других должностных лиц, виновных в нарушении настоящего решения, привлечь к судебной ответственности. Колхозников и единоличников, виновных в незаконной торговле хлебом, в первый раз подвергнуть штрафу до 300 рублей, а при повторном нарушении привлекать к судебной ответственности. Незаконно продаваемые продукты отбирать и передавать органам Наркомзага. Контроль и наблюдение за выполнением данного решения возлагались на райуполномоченных Наркомата заготовок и органы милиции (1).

В годы войны во время хлебозаготовок уполномоченные разных рангов, начиная от членов Политбюро, ЦК ВКП (б) и кончая областными и районными, занимались выкачиванием хлеба из деревни. В 1943 г. из Чкаловского городского партийного актива послано 500 человек уполномоченными обкома ВКП (б) по хлебозаготовкам (3), в 1944 г. на 24 – 26 августа — 468 человек (4). Решением бюро Курганского обкома партии от 15 сентября 1943 г. было командировано 300 коммунистов из партийного актива Кургана и Шадринска, от 21 ноября – дополнительно для усиления хлебозаготовок 20 человек из областного партийно-советского актива и 150 человек из военных училищ (5). Инструкторы из центра летом и осенью 1943 г. побывали более чем в 20 –и областях, краях и АССР страны, в том числе трижды в Башкирии и дважды в Чкаловской области. И во всех развернутых справках говорилось о неблагополучии на местах.

В годы войны планы заготовок были завышенными, нереальными, не учитывали то тяжелое положение, в котором оказались колхозы. При всем желании их невозможно было выполнить. Срыв заготовок рассматривался как преступление. 23 ноября 1942 г. было принято “совершенно секретное”, но доведенное для руководства всех обкомов и крайкомов, постановление ЦК ВКП (б) и СНК СССР по Алтайскому краю по поводу неудовлетворительного хода хлебозаготовок в стране и крайне неверных тому причин, изложенных в том директивном документе. Данное постановление послужило поводом для обвинения председателей колхозов и других советских работников районного и областного масштаба в “саботаже” хлебозаготовок и огульных репрессий по отношению к ним. Это явилось неизбежным следствием обвального сокращения валового сбора хлеба, который в 1943 г. по колхозам СССР сократился в 3,6 раза, по колхозам Урала – в 3 раза, а в Чкаловской области – в 4,4 раза, Курганской – в 4 раза (6).

В Челябинской области в 1943 г. собрали с 1 га 2,9 ц, в Курганской – 2,4 ц, в Чкаловской — 1,9 ц. Приходится поражаться, каким же образом при таком, в сущности, бедственном положении крестьянство той же Челябинской области сумело выполнить явно завышенный заготовительный план на 48,6%, Свердловской – на 56%, в Чкаловской, где бы при нормальных условиях уборочные площади подлежали списанию, даже на 63%, Курганской – на 24,7%” (7). Прежде всего, за счет жертвенного сокращения выдачи на трудодни, разбронирования всякого рода неприкосновенных страховых фондов, в том числе семенного. Не скупились и личными сбережениями. В 1941 – 1942 гг. общая доля государственных заготовок от валового сбора зерна составляла по стране 42- 44%, а в отдельных районах она превышала 50%. Отчисления сельскохозяйственной продукции в пользу государства производились за счет фондов личного потребления, которые сокращались из года в год. Для оплаты трудодней выделялось менее 20% зерна от валового сбора. В 1941 г. было определено к выдаче по трудодням колхозникам Башкирии 19,4% от валового сбора, а в 1944 г. – 9,9%, в Курганской области — 7,3%, в Челябинской – 8,4 и в Чкаловской –8,5%, что было ниже, чем по РСФСР (14,1%) (8). Натуральная оплата трудодня уменьшилась в колхозах Курганской области в 1943 г. в 8,7 раза; Чкаловской — в 5,4; БАССР – в 4,9; Удмуртии – в 3; Молотовской – в 2,8; Свердловской – 4; Челябинской – в 3,2раза по сравнению с 1940 годом, то есть наибольшее сокращение произошло в зерновых районах Урала, что привело к голодному и полуголодному существованию колхозников этих областей (9).

К 1944 г. общая доля заготовок хлеба от валового сбора по тыловым районам поднялась до 44,3% при 40,2% в 1939 г., а на Урале до 52,3% (10).

На страницах местной прессы развернулась кампания по массовому разоблачению “саботажников”. Так, страницы областной газеты Курганской области “Красный Курган” в 1943 г. изобилует такими заголовками статей: “Саботажники” (от 26 сентября), “За саботаж – к расстрелу” (2 октября), “Саботажники хлебосдачи предаются суду” (5 октября), “Саботажники получили по заслугам” (10 октября), “Саботажник осужден” (12 октября), “Саботажник наказан” (17 октября) и т. д. (11). Обвинение в “саботажничестве в угоду немецкому фашизму” стало модным в годы войны, хотя это было несправедливо по отношению к крестьянству, которое совершило жертвенный подвиг во имя победы, ведя полуголодный и голодный образ жизни.

В годы войны пострадали многие председатели колхозов, секретари райкомов партии, председатели райисполкомов, уполномоченные наркомата заготовок из-за невыполнения плана хлебозаготовок.

В Челябинской области во время уборки и хлебозаготовок по 10 ноября 1942 г. привлечено к судебной ответственности за срыв заданий по уборке и хлебосдаче 112 человек, в том числе 87 председателей. Из них привлечены к судебной ответственности за затяжку хлебосдачи — 31, за перерасход зерна сверх 15% от сданного государству хлеба — 37 человек, за порчу хлеба — 22, за обмен хлеба на промтовары при невыполнении хлебопоставок — 20, за “разбазаривание” хлеба под видом отходов — 2 человека (12).

Только на двух заседаниях бюро Курганского обкома партии (8 и 19 октября 1943 г.) привлечены к партийной ответственности 25 руководящих работников области и районов “за потворство саботажникам” по хлебозаготовкам (13).

Председателей колхозов часто меняли, не давая возможности, как следует вникнуть в производство и разобраться в делах. В этой обстановке в феврале 1942 г. было опубликовано постановление ЦК ВКП (б) “О неправильном отношении Кировского обкома ВКП (б) к подбору руководящих кадров в колхозах”. ЦК осудил подобное отношение к колхозным руководителям и потребовал строжайшего соблюдения партийных принципов в подборе и расстановке кадров. Однако данное постановление на местах выполнялось не всегда. Всего за 1941-1944 гг. сменилось в Курганской области 3943 председателя колхоза, в том числе призваны в РККА 1883 (47,8%), сняты как не исправившиеся 1243 (31,5%) и осуждены 423 человека (10,7%). Больше всего председателей было осуждено в 1942 и 1943 гг.(60% из числа осужденных), когда начинается борьба с саботажниками хлебопоставок (14).

В 1943 г. в Башкирии сменилось 2752 председателя колхозов из 4023 (68,4% их численности), из них освобождены 1995 (49,6%) человек и сняты 757 (18,8%); в 1944 г. – соответственно 1824 из 4103 (44,5%), освобождены 1363 (33,2%), сняты 461 (11,2%), из них осуждены 177 человек или 38,4% (15). К июню 1944 г. в Чкаловской области сменилось с начала войны 3903 председателя (число колхозов колебалось от 2075 до 2054), за 1943 г. — 884 человека (43,1%) (16). Партийные комитеты стремились принять меры по недопущению массовых осуждений председателей колхозов. Они пытались вести политику контроля за судебной практикой и своим влиянием стремились ослабить судебные меры, рекомендовали судить лишь злостных нарушителей. В этой связи в 1943 г. прокуратуре Курганской области было предложено советоваться с обкомом или облисполкомом по тому или иному вопросу привлечения к уголовной ответственности руководящих колхозных кадров и других работников сельского хозяйства (17). Парадокс состоит в том, что практика снятия с работы председателей колхозов осуждалась одними и теми же людьми, которые и снимали, и ратовали за закрепление кадров.

Таким образом, введение продразверстки в годы войны обеспечило страну хлебом, однако ухудшило и без того тяжелое материальное положение сельских тружеников.

_______________________________

ГАОО. Ф. 1014. Оп. 1. Д. 721. Л. 126.
ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 7. Д. 127. ЛЛ. 72, 76.
ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 7. Д. 127. Л. 39.
ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 8. Д. 572. Л. 37, 37обр.
ГАОПДКО. Ф. 166. Оп. 1. Д. 92. Л. 5; Д. 128. Л. 3.
Подсчитано автором: Мотревич В. П. Сельское хозяйство Урала в показателях статистики (1941 – 1945 гг.). Екатеринбург, 1993. С. 130.
Анисков В. Т. Триединая несправедливость к крестьянству // Урал в стратегии второй мировой войны: Материалы Всероссийской науч. конф. Екатеринбург, 2000. С. 61, 62; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 587. Л. 99, 112.
ГАРФ. Ф. 310. Оп. 1. Д. 3446. Л. 31; Д. 3473. ЛЛ. 276-279.
Хисамутдинова Р. Р. Сельское хозяйство Урала в годы Великой Отечественной войны. Малоизвестные страницы. Оренбург, 2002. С. 298.
Анисков В. Т. Указ. раб. С. 63.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 587. Л. 116.
ЦДНИЧО. Ф. 288. Оп. 6. Д. 343. Л. 27 об.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 587.Л. 115; ГАОПД КО. Ф. 166. Оп. 1. Д. 104. Л. 4,5.
14. ГАОПД КО. Ф. 166. Оп. 2. Д. 268. Л. 6.

15. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 45. Д. 129. Л. 75.

16.Постановления 17 Пленума Чкаловского областного комитета ВКП (б). 10 – 12 июня 1944. Чкалов, 1944. С. 9.

17. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 44. Д. 809. Л.28.